«Свидетельства из бумаги на получение денег»

Бумажные деньги в России появились сравнительно поздно – в конце XVIII века. Впервые, правда, их попытались ввести еще при Петре I, но проекты эти были весьма критически встречены Сенатом, и дальше разговоров дело в то время не пошло.

«Чтобы были цеттели в доверии…»

В правление Елизаветы Петровны генерал-берг-директор Миних снова предложил план улучшения государственных финансов. Основой должна была послужить эмиссия ассигнаций. И опять – ожесточенное сопротивление в Сенате. И лишь при Петре III в условиях громадного дефицита бюджета правительство наконец решило: пора. Был даже принят указ об учреждении Государственного банка «с правом выпуска банковских нот». Однако… случился дворцовый переворот, императора убили, и о проекте надолго забыли. К идее выпуска бумажных денег вернулись уже при Екатерине II. В 1768 г. гофмаршал граф Сиверс подал государыне записку, в которой доказывал пользу и выгоду введения ассигнаций. «Чтобы были цеттели (то есть ассигнации – прим. автора) в доверии, – объяснял царедворец, – надобно принимать их всегда и везде во все казенные платежи», а также положить в специально учрежденном банке медные деньги на ту же сумму, на которую будут выпущены бумаги.

И наконец 29 декабря 1768 г. во время войны с Турцией, когда финансы империи в очередной раз трещали по швам, был выпущен помпезный манифест о введении бумажных купюр, ставший главным событием в денежной политике Екатерины. Причины для его появления у государства были серьезнейшими, и виноват здесь был не только финансовый дефицит.

Тысяча рублей на двух телегах

Содержание регулярной армии, ведение войн, все более интенсивное строительство Петербурга, казенных заводов требовали новых и новых источников доходов. Еще при Петре было введено множество сборов: с бань, с лавок, с дубовых гробов, с рыбной ловли, с пасек, мельниц, лошадей, со свадеб, с русского платья, с извозчичьих хомутов, с речных судов (привальная и отвальная), с бород (с крестьян – 1 коп. при въезде в город и выезде, с купцов по 100 руб. в год, с дворян – 60 руб. в год и т.д.). При матушке Екатерине большинство этих налогов никуда не делись, и уплата их требовала денег. Деньги, между тем, в подавляющем большинстве были медными. Золото и серебро, ценившиеся за границей, шли главным образом на покрытие ежегодно возраставших дворцовых и военных расходов. Чеканка медной монеты приносила серьезные доходы казне. Пока чеканилась она в небольшом количестве и выполняла свою обычную задачу – служить размену крупной монеты – ничего особо страшного с денежным обращением не происходило. Но ко времени правления Екатерины доля медных денег начала угрожающе расти, внутри страны они превратились в главное платежное средство.

Между тем, медная монета была… тяжелой. Сто рублей весили в те времена без малого сто килограмм. Чтобы перевезти крупную сумму хоть на сколько-нибудь значительное расстояние, требовались немалые расходы. Тысячу рублей можно было погрузить только на две телеги – одна груза не выдерживала.

Непросто и не быстро проходил и подсчет, ведь та же тысяча рублей содержит 20 тысяч пятаков. Понятно, что ошибки и просчеты были делом обычнейшим. К тому же государство, пытаясь пополнить казну, не раз меняло достоинство медной монеты: то из пуда чеканили 10 рублей, то 40. Отсюда – путаница, ругань, неразбериха, обман. Чтобы облегчить и ускорить обращение, правительство допускало перевод казенных денег через купеческие векселя. Но это не всегда было надежно, и казна не раз терпела убытки от несостоятельности «векселедателей». Требовалось радикальное решение, и таковым могло быть только введение бумажных денег.

С гербом четырех царств

Самые первые российские ассигнации хозяйственная Екатерина приказала изготовить из старых дворцовых скатертей и салфеток, которые таким необычным образом обрели вторую жизнь в новом благородном виде. Хотя льняная бумага, как известно, практически не изнашивается и способна служить веками, сегодня в музеях сохранилось всего несколько экземпляров «свидетельств из бумаги на получение денег». Надо сказать, что выглядели они великолепно. Историю государства изучают по летописям, памятникам культуры, а можно – по деньгам. Они часто «выбалтывают» даже то, что хотел скрыть летописец или не увидел мемуарист. Одного взгляда на купюру порой бывает достаточно, чтобы проникнуться духом эпохи. В блистательный век Екатерины чрезвычайно возрос авторитет просвещения. Гордившаяся дружбой с Вольтером матушка-государыня мечтала сделать Россию страной передовой мысли. Посему неудивительно, что ассигнации напоминали титульный лист книги: вертикальный формат, изящные шрифты, одноцветная печать, ручного изготовления белая бумага с филигранью – фигурными водяными знаками.

Дизайн, как сказали бы сегодня, полностью соответствовал канонам классицизма. Правда, государственный герб на ассигнациях отсутствовал – точнее, двуглавый орел с распростертыми крыльями и цепью ордена Андрея Первозванного в центре красовался, но орел не коронованный.

Может быть, общественное сознание просто еще не привыкло считать «бумажки» полноценными деньгами. Зато художники не поскупились на аллегорические эмблемы: военные атрибуты (ядра, пушки, знамена), атрибуты торговли (тюк, бочка, жезл Меркурия). Печатались на ассигнациях и гербы четырех царств: Астраханского, Московского, Казанского и Сибирского. Под стать изображениям были и надписи: вверху – «Любовь к отечеству», внизу – «Действует к пользе онаго». Слева полукругом шла надпись – «Покоит и обороняет». Относилась она, разумеется, к двуглавому орлу. Справа была изображена неприступная скала, под ней – бушующее море и головы чудовищ. Над всем этим было написано «Невредима». Все ассигнации выпускались одного размера (190 на 250) и цвета и различались только цифрой номинала. На каждой имелись четыре собственноручные подписи – двух сенаторов, главного директора правления банков и директорa местного банка.

«Металлический фонд»

Итак, в России появились ассигнации, существенно упростившие денежные расчеты. Событие это население встретило с немалым энтузиазмом. Более того, на Петербургской бирже курс ассигнаций время от времени даже превышал курс серебряного рубля (в основном во время выплат крупных податей и налогов). Ничего удивительного в этом, собственно, не было. В резолюции на проекте манифеста императрица особо отмечала необходимость «утвердить» к бумажным ассигнациям «точно ту доверенность, какая есть к настоящим деньгам». В самом манифесте говорилось, что ассигнации имеют хождение наравне с монетой, а «являющимся людям с теми ассигнациями выдавать за оные меди, сколько надлежит, немедленно».

Повторимся: монеты ХVIII века были мелкими, неудобными, поэтому в обеспечение ассигнаций придумали медный рубль. Он весил почти килограмм и имел диаметр около 8 см. Долгие годы Сестрорецкий монетный двор пытался в массовом порядке наладить выпуск этих гигантских металлических дисков, но из-за технических трудностей от чеканки чудо-денег пришлось отказаться. Когда-то указом Петра III о выпуске «банковских нот» для ассигнаций было предусмотрено пять номиналов. Екатерина оставила только четыре – 25, 50, 75 и 100 рублей.

Поскольку правительство опасалось наплыва фальшивых денег из-за рубежа, ввоз и вывоз их за границу был запрещен. Увы, мера не сработала. Вскоре номиналов осталось три из-за непреодолимого соблазна для грамотеев переправлять на совершенно одинаковых белых бумажках двойку на семерку. «Не будучи о том предуведомлену трудно таковую подложность распознать», – сокрушались в Секретной экспедиции Сената. Только с 1787 г. по 1797 г. в империи было изъято фальшивых ассигнаций на 170 тыс. рублей и выплачено предъявителям, оказавшимся невиновными в подделке, 136 тысяч. Поначалу взяли за аксиому: выпуск бумажных денег не должен превышать наличную сумму звонкой монеты. Капитал специально учрежденного Ассигнационного банка составлял 1 млн. руб. меди – по 500 тысяч Петербургской и Московской конторам. Этот «металлический фонд» полностью обеспечивал эмиссию. Банковский переулок, расположенный в районе Мясницкой улицы, до сих пор напоминает о деятельности Московской конторы, хотя само старинное здание уже исчезло. А Банковский мост в Петербурге, украшенный грифонами с позолоченными крыльями, – напоминание о работе Ассигнационного банка в новой столице.

Поначалу московские ассигнации следовало предъявлять для обмена только в Московскую контору, петербургские – в Петербургскую, но очень скоро (в 1771 г.) эти ограничения были сняты. «Променные» конторы открылись в Ярославле, Смоленске, Устюге, Астрахани, Нижнем Новгороде и т.д. Конторы подчинялись Правлению Ассигнационного банка, но возглавляли их губернаторы, которые обязаны были раз в месяц полностью проверять наличность. Каждый служащий давал клятвенное обещание повиноваться императрице, «не щадя живота своего, до последней капли крови». Текст этот без изменений просуществовал более столетия – ту же клятву давали служащие учрежденного в 1860 г. Государственного банка. Штаты банка по нынешним меркам кажутся весьма скромными. Правление состояло из 14 человек. В Петербургской конторе работали 28 сотрудников, в Московской – 29. На содержание Правления, включая канцелярские расходы, казна каждый год выделяла 10700 руб., на конторы в Москве и Петербурге – по 7000. Выпуск ассигнаций сразу стал для казны делом весьма прибыльным. Себестоимость их, по сравнению с монетой, была мизерной. Кстати, автор проекта введения «цеттелей», граф Сиверс, не упустил и личную выгоду. Ассигнационную бумагу делали на принадлежавшей ему Красносельской фабрике под Петербургом. За каждый лист, на котором печатный стан прокатывал крупный номинал, Сенат платил две копейки. Государство настойчиво вводило новые деньги в обращение. Двадцатую долю налогов, например, «неотменно» следовало платить ассигнациями. Но даже здесь проявлялось сословное начало. Екатерина II считала, что «свидетельства из бумаги» для того и выпускаются крупным номиналом, чтобы «не доходили до крестьян».

Эпоха падения

Как известно, разница между номиналом и стоимостью ассигнаций называется «лаж» (отсюда – знаменитое русское «лажа»). Увы, оба эти слова стали при Екатерине весьма популярными. На первых порах правительство было очень осторожным. Но… Ассигнации впервые открывали перед казной возможность быстро и без особых расходов получить любую требуемую сумму, а государство, понятно, всегда остро в ней нуждалось. Выход был предложен в записке главного директора Ассигнационного банка графа Шувалова, которую Сенат рассмотрел в 1786 г. В ней обосновывались выгоды, связанные с выпуском ассигнаций, не обеспеченных металлическим покрытием. По подсчетам правительственной комиссии, план Шувалова должен был принести казне 18.3 млн. рублей. Их планировали использовать на погашение внутригосударственных долгов, для пополнения резервного фонда на «военный случай», на покрытие долга по устройству дороги между Москвой и Санкт-Петербургом. При этом в распоряжении правительства Екатерины II оставалось 4 млн. рублей.

Разумеется, нашлись люди, которые пытались доказать, что эмиссия ассигнаций без увеличения металлического покрытия приведет лишь к повышению цен. И, разумеется, голоса эти не были услышаны. Ассигнационному банку разрешили эмитировать ассигнации на сумму до 100 млн. руб. Правительственная комиссия торжественно объявила: эта мера будет способствовать увеличению капитала и развитию кредита.

Время опровергло эти доводы: новые «бумажные свидетельства» стали лишь свидетельствами инфляции. Денежное обращение давно нуждалось в бумажных деньгах меньшего номинала, чем 25 рублей. В ответ на это манифест 1786 года вводил 10- и 5-рублевые ассигнации, предназначенные для широких слоев населения. Теперь уже императрица декларировала «выгоду народную» вместо сословных ограничений. В отличие от ассигнаций крупных номиналов, печатавшихся на белой бумаге, пятирублевые прокатывались на синей, а десятирублевые – на красной. Очень и очень надолго эти цвета стали олицетворением бумажных денег определенного достоинства. Вспомним советские пяти- и десятирублевки.

В России начался подлинный ассигнационный бум. Год от года правительство пыталось покрыть дополнительными выпусками бюджетный дефицит. К 1775 г. сумма выпущенных ассигнаций достигла 20 млн. руб., к 1787 г. – 46 млн., а к 1795 г. – 145.5 млн. Началось резкое понижение курса. Он упал до 68.5 «серебряных» копеек.

В 1796 г. – в год смерти Екатерины – в обращении находилось ассигнаций на 157.7 млн. руб., а их биржевой курс составлял 79 копеек. Понятно, что цены и государственные долги росли, в бюджете расходы неизменно превышали доходы, и денежное обращение постепенно приходило в беспорядок. Историки отмечают: дело было не только в жадности правительства. Просто в эпоху Екатерины еще не было ясного понимания, что бумажный денежный знак сам по себе не имеет ценности и представляет собой только долговое обязательство государственной казны.

Известный реформатор

Сперанский – автор плана оздоровления финансовой системы, представленного Александру I, – даже предлагал изъять ассигнации из обращения. Однако это сделали намного позже – при министре финансов графе Канкрине. С его именем связана, как писали современники, «честь восстановления благоустройства в государственном кредите». «Ассигнации, настоящие и фальшивые, завезенные наполеоновской армией, наводнили страну, угроза «ассигнационного» бунта реальна, – писал Канкрин в записке, поданной Николаю I. – Единственный выход – выкупить бумажные деньги и построить финансовую систему на прочной основе благородных металлов». В 1837 г. на докладе одного из губернаторов, измученного «непорядками денежными», Николай I начертал: «Далее такое положение не терпимо. Принять меры». И в России провели очередную реформу (1839-1843 гг.). Главной денежной единицей объявили серебряный рубль. Эпоха ассигнаций временно закончилась.

2004

Елена Дворцова