Так сколько точно вешать… в ДОРах?

В начале 90-х годов в силу объективных и непреодолимых обстоятельств многократно обесценились вклады населения, размещенные в единственно доступном тогда для населения банке – Сбербанке СССР.

Заплаты в суматохе перелома

Начало девяностых. В суматохе политических и экономических преобразований, отчаянно кувыркаясь в волнах уже не перестройки, а общегосударственного перелома, власти, в попытках догнать стремительно убегающую инфляцию и хоть как умиротворить население перед очередными выборами, пытались законодательными заплатами спасти вклады и тем заслужить если не любовь, то хотя бы доверие вкладчиков. Начало заложил Указ Президента СССР от 22 марта 1991 г., по которому «в связи с единовременным повышением розничных цен» на спецсчет к каждому счету зачислялось 40% от его остатка. Затем еще пять законов, решение Конституционного суда, экономисты правые (по политической ориентации) состязаются с левыми…

В 1998 г. напор думских коммунистов родил и законодательно закрепил аббревиатуру ДОР – ДОлговой Рубль. За 5 прошедших лет ДОР мистическим образом стал равен американскому доллару*. Однако воз нерешенных проблем и по сей день остался на месте, а гнев и отчаяние российских вкладчиков достигли опасных (особенно перед выборами) пределов.

Себя как в Зоркальцеве вижу…

В чем сущность проблемы? Не в принципе, а в цифре. Никто не спорит, долг есть долг. Тем более что долг Сбербанка был законодательно определен как государственный, который надо бы вернуть своему собственному населению. Но… Требуемая сумма в 8 триллионов нынешних рублей явно находится за горизонтом сегодняшних (смеем сказать, и завтрашних) возможностей. Автор дважды не без удовольствия дискутировал на эту тему с одним из авторов ДОРа, председателем Комитета Госдумы, членом КПРФ, господином (может, правильнее – товарищем?) Виктором Зоркальцевым в прямом эфире программы «Деловая Москва». Не без удовольствия – поскольку, если бы не формат программы, каждый мог бы согласиться с доводами оппонента: с одной стороны, долги надо отдавать, но, с другой – никак не путем экономического самоубийства государства.

Довод, что нынешнее государство не несет ответственности за банк Советского Союза, был столь же неубедителен, как и контрдовод, что долги можно отдать «бесплатными» землями, лекарствами и квартирами. Очевидно – реальных безболезненных для всего населения (в конце концов, вовсе не всё население оные вкладчики) путей не видно. Более того, с учетом универсального закона сохранения, такого пути и быть не может. Ведь чтобы отдать средства одной ограбленной части общества, надо ограбить другую, ни в чем не виноватую.

Но многочисленные звонки и письма реальных, а не статистических вкладчиков Сбербанка, пожилых, больных и отчаявшихся, поносивших тех, кто говорит на эту тему, и тех, кто не по должности молчит, кто обещает, а еще более тех, кто ничего не обещает, – побуждали мысленно крутить эту проблему с разных сторон, пытаясь найти слабое место в круговом монолите ограничений.

Просуммированные мертвые души

Как мы говорили, сущность проблемы – не в принципе, а в цифре. У нас нет ни официального текста запроса Правительства Сбербанку по поводу остатков на вкладах в 1992 году, ни текста ответа, так что будем полагаться на сообщения СМИ и здравый смысл. По опубликованным данным, остатки на счетах Сбербанка в 1992 г. составляли 315 млрд. тогдашних рублей. Отсюда все и началось. Не будем спорить, но задумаемся, что, скорее всего, спросили у Сбербанка – именно это, какая сумма остатков. А что нужно было спросить? Какая сумма остатков ЗА МИНУСОМ остатков счетов, по которым не было движения за последние, скажем, десять лет!

Сбербанк – правопреемник и наследник сберкасс – гордится своей более чем 160-летней историей. Незакрытые счета в банке хранятся, пересчитываются, индексируются и учитываются на балансе «вечно». Легко предположить, что в соответствии с заданным вопросом в указанную Сбербанком «лукавую» сумму попали все счета от начала истории. А что в истории было? Революция 1917 года (по странной прихоти или личному интересу большевики аннулировали все, кроме счетов сберкасс), зачистки миллионов «врагов народа» в 30-е годы, война, зачистки 45-50-х годов, эмиграция 80-х, распад СССР в 90-х… Миллионы счетов, потерявшие владельцев, никем не унаследованные, но числящиеся на балансе, т.е. просуммированные. Прикинем, а что теоретически может быть, каков мог бы быть правильный ответ на правильный вопрос? В рамках нынешней России (140 млн. человек) могло реально быть порядка 30-40 млн. счетов – вряд ли заметно больше. Средний счет был 1500 рублей – цифра неоднократно приводилась и похожа на правду. Тогда реальные остатки реальных счетов должны составить 45-60 млрд. руб., что явно не соответствует заявленной цифре в 315 миллиардов. Не надо думать, что Сбербанк и Правительство этого не знают, но, козыряя неподъемной суммой долга, они находят основания не отдавать ничего.

Яко мы прощаем должникам нашим

Итак, предположим, мы уменьшили долг в 5-7 раз, теперь, скажем, не 8 триллионов сегодняшних рублей, а 1-1.5, это все? Попробуем пойти дальше. Сегодняшние думские эксперты предполагают, что как минимум 20-30% счетов с 1992 г. потеряли своих владельцев и наследников, и потому долг можно еще уменьшить. Значит, реальный пересчитанный долг 0.7-1 триллион? Пусть так, однако, стоило ли из-за этого огород городить – все равно неподъемно, даже если все наши предположения верны. Поэтому перейдем к самому важному. Поменяем (только для данной ситуации) вектор взаимоотношений «банк-клиент» и заново сформируем (только для этого случая) базу данных дореформенных вкладов Сбербанка уже не по его архивам, а по заявлениям вкладчиков, тех и только тех, кто подаст такое заявление. Таким образом разложим стандартную банковскую процедуру на социальную, этическую и психологическую составляющие. Почему социальную? Потому что только нуждающиеся (буквально – испытывающие необходимость) в реальной реанимации их счетов уведомляют об этом. Почему этическую? Потому что каждый владелец сберкнижки должен будет для себя решить, где его место – среди слабых, которым нужно помочь, или сильных, кто готов помочь. Почему психологическую? Потому что возникает замечательный (и реальный) повод простимулировать гражданскую позицию каждого и общества в целом. Может, лучше самому шикарно простить долг, чем жить в озлоблении на то, что тебе его не отдают? Какая замечательная, а к тому же и благородная задача для специалистов по политтехнологиям!

Благородный отказ от долга можно (впрочем – если нужно) и подтолкнуть, разыграв, к примеру, среди счетов-отказников соблазнительную лотерею. Скажем, 100 призов по $1 млн. каждый. Что это даст? Первое, если сделать все правильно – не менее (на наш взгляд) чем 10-кратное уменьшение долговой суммы. То есть от 1 трлн. рублей спускаемся до 100 млрд., это около $3 млрд. – сумма большая, но для выплаты уже абсолютно реальная – ведь по $15-17 млрд. внешнего долга в год платим.

Второе, предположим, мы ошиблись, получилось не $3 млрд., а $6 млрд., $12 млрд., пусть даже больше (что вряд ли) – тоже не страшно, у нас есть полная реальная база востребованных счетов. Делим их по группам – первичные владельцы счета, наследники, российские граждане, живущие за границей, состоятельные граждане, настаивающие на своем праве вырвать причитающийся им кусок. Для каждой группы свои временные рамки – одним сегодня, другим завтра, третьим – на той неделе. Скажете, это все не по закону?

И это правда, но законы создаются под реальную жизнь, и если у нас сегодня такая чрезвычайная реалия, то значит, должен быть и чрезвычайный закон о выплате дореформенных вкладов.

Только сначала давайте все-таки выясним, сколько точно…

Май 2003

Евгений Соколинский